8 июля (по старому стилю) 1820-го года Первая русская антарктическая экспедиция подошла к острову, туземцам которого дотоле не приходилось сношаться с европейцами. Вот как Беллинсгаузен описывает эту встречу:

Подошед к северной оконечности острова, я поехал на ялике на берег, взял с собою художника Михайлова и лейтенанта Демидова; лейтенант Лазарев отправился на катере, с ним были медико-хирург Галкин, лейтенант Анненков и мичман Новосильский. Все офицеры и гребцы вооружены на случай неприязненных поступков островитян. Когда мы подошли к коральному берегу, о который разбивался большой бурун, и, без опасения повредить гребное судно на подводный коралл пристать было трудно, на берегу к сему же месту сбежались до 60 мужчин, число коих беспрерывно умножалось. Некоторые были с бородами, волосы на голове у всех не длинные, а курчавые, чёрные; островитяне среднего роста, тело и лицо, загоревшие от знойных солнечных лучей, бронзового цвета, подобно как у всех островитян сего Великого океана; детородные части закрыты узкою повязкою. Все были вооружены длинными пиками, а некоторые в другой руке держали деревянную лопатку, коею, как и в Новой Зеландии, неприятелей бьют по головам. Женщины стояли поодаль у леса саженях в двадцати, также вооружены пиками и дубинами; с пупка до колен тело их обвёрнуто тонкою рогожею.

Лишь только мы приблизились, чтоб пристать к берегу, островитяне все с ужасным криком и угрозами замахали пиками, препятствуя нам приставать. Мы старались ласками, бросая к ним на берег подарки, привлечь и склонить их к миру; но в том не успели. Брошенные вещи охотно брали, а допустить нас к берегу не соглашались. Мы выпалили из ружья дробью поверх голов их, они все испугались, женщины и некоторые из молодых людей отступили подалее в лес, а прочие все присели. Видя, что сим никакого вреда им не делаем, они ободрились, но после при всяком выстреле приседали к воде и плескали на себя воду, потом дразнили нас и смеялись над нами, что им никакого вреда сделать не можем. Сие явно доказывает, что смертоносное действие огнестрельного оружия им неизвестно. Видя исходящий огонь из ружья, вероятно, заключали, что мы их хотим обжечь, для того мочили тело водою, которую черпали руками из моря. Когда шлюп “Мирный” подошёл, и по сигналу пущено было с оного ядро из пушки в лес выше островитян, все испугались, присели и мочили тело водою; женщины и некоторые молодые мужчины бежали и зажигали лес на взморье, производя длинную непрерывную линию ужасного огня с треском и сим прикрывали своё отступление на великое пространство. Из подарков они больше всего обрадовались колокольчику, которым мы звонили. Я бросил им несколько колокольчиков, предполагая, что приятный их звон установит между нами согласие; но лишь только приближались гребные суда к берегу, островитяне с ужасным криком от большой радости приходили в великий гнев.

Таковое упорство принудило нас возвратиться. Упорство сие, конечно, происходит от совершенного неведения о действии нашего огнестрельного оружия и превосходства нашей силы. Ежели бы мы решились положить на месте несколько островитян, тогда, конечно, все прочие пустились бы в бегство, и мы бы имели возможность без всякого препятствия выйти на берег. Но, удовлетворив своё любопытство в довольно близком расстоянии, я не имел особенного желания быть на сем острове, тем паче, что хотя и представилось бы небольшое поле к изысканиям по натуральной истории, особенно по части кораллов, ракушек и несколько по части растений, но как я натуральною историею мало занимался, а натуралиста у нас не было, то пребывание на берегу мало бы принесло пользы. Не желая употребить действие пороха на вред островитян, я предоставил времени познакомить их с европейцами. Когда мы от острова уже довольно удалились, тогда из лесу на взморье выбежали женщины и приподняв одежду, показывали нам задние части тела своего, хлопая по оным руками, другие плясали, чем вероятно хотели нам дать почувствовать слабость сил наших. Некоторые из служителей просили позволения, чтоб островитян наказать за дерзость, выстрелить в них дробью, но я на сие не согласился.

Этот забавный эпизод (который, кстати, на момент написания этого поста был удостоен чести быть упомянутым в статье на Википедии) навел меня на некоторые размышления.

Я озаглавил этот пост «Преувеличенная победа». Может возникнуть вопрос - не правильнее ли бы было охарактеризовать «победу» аборигенов над незванными гостями мнимой?

Несомненно, что островитяне своей цели достигли. Таким образом победа налицо. Однако, они неверно истолковали причину своей победы. Ведь на самом деле своими действиями они всего лишь добились уважения своего права на неприкосновенность принадлежащей им территерии, в высадке на которую пришельцы не были сколько нибудь значительно заинтересованы.

Полагаю, что некоторые из намного более масштабных побед в истории человечества могут оказаться в некотором роде подобными вышеописанной.

Не является ли таковым, например, Сардарапатское сражение? До этой битвы турецкая армия продвигалась почти не встречая сопротивления. Возможно, что первая же готовность армян дать серьезный бой остановила турок лишь постольку, поскольку преодоление этой преграды рассматривалось ими нецелесообразным, а отнюдь не невозможным.

Следующий логичный вопрос - насколько оправдано преувеличение такого триумфа? Очевидная польза состоит в поднятии боевого духа. Однако если выигрыш в боеспособности не покрывает реальную разницу в силах, то эффект может быть скорее вредным, что и, вероятнее всего, имеет место, когда истинная суть такого исхода не бывает осознана руководством.